Уроки войны

                                             70 лет Победы
Вряд ли  сегодня в этой  пухлощёкой девушке в военной гимнастёрке  кто-то смог бы узнать  Раису Михайловну Набокину.   В ту пору  хирургу, капитану медицинской службы   Набокиной было  двадцать четыре года. Более семи десятилетий она бережно  хранит эту единственную фронтовую фотографию. В составе Первого Белорусского фронта  она была  на Курской  дуге,  потом Украина,  Молдавия, Венгрия.  У неё  не было времени фотографироваться.  
Раиса Михайловна настойчиво отказывалась от  нашей встречи.
-  Только ведь я не герой,  орденов Славы у меня нет и  "За отвагу" тоже нет. Таких, как я,  знаете сколько было на той войне?
Хирург Набокина не выносила раненых с поля боя,  не была на передовой под свинцовым ливнем пуль, не ходила в разведку,  не брала с боем безымянные высоты. Она выполняла свою тяжёлую фронтовую работу - стояла у операционного стола.


На фронт выпускница Воронежского медицинского института попала   в 1942 году.  С тех пор прошло более 70 лет. Сегодня Раисе Михайловне уже почти 96, но её память крепко хранит все страницы  военного времени. Виски у неё посидели, когда от неё зависело  наступит ли рассвет для  израненного безусого  солдата.
- Я всегда с  улыбкой вспоминаю  своё боевое крещение как хирурга. Моему первому пациенту на операционном столе  срочно надо было ампутировать ногу. Срочно!!! Вокруг вой снарядов, бомбёжка, а  я застыла в оцепенении… Минуты две за этой  картиной наблюдал опытный хирург, работавший  за  соседним операционным столом, а потом  обложил меня таким пятиэтажным матом… Обижаться было некогда. Перевели дух мы с ним только через двое суток, когда закончился  бой…   Вот тогда-то я и сказала ему спасибо.  Это был первый урок войны. А сколько их ещё потом было!
Вы знаете, что такое бой? Это непрерывный поток раненых. Одного не успеешь зашить, а санитары уж подтащили к операционному столу другого, третьего.   Фронтовые раны - они особенные.  Кладут на стол, а ты не знаешь с чего начинать   штопать: с головы или с пятки,  как его уложить, чтобы смогли довести  до полевого  подвижного госпиталя. Висит рука на сухожилии, кисть уже почернела, надо ампутировать. Знаешь, что нет другого выхода,  а всё равно переживаешь, ведь дома ждут жена, ребятишки и много работы.  
Любая полуразрушенная или  сгоревшая хата могла в считанные минуты превращаться в операционную. А бывало, что разворачивалась  полковая палатка  в лесу или в овраге. Обычно ставили три операционных  стола, медсестра  едва успевала  хирургам  промокать пот со лба.  На  обеспечение медикаментами  и перевязочными материалами было грех жаловаться, и  наркотические средства никто не считал.  Кровь приходилось вливать практически каждому второму,  она была на вес золота.  Поэтому  и  заготавливали  её сами, всё больше "доили" хозяйственников, они все были такие толстые и сытые, вот и были постоянными донорами.  Ну а когда бои продолжались  несколько суток и все запасы заканчивались, то  Раиса Михайловна  прямым  переливанием   делилась  своей кровью. Когда 200 граммов, а если нужно,  то и все 400.  О том,  как дальше будешь  стоять у операционного стола,   думать было некогда. В голове одно: только бы спасти.
На Курской Дуге она узнала, что такое заснуть стоя.  Даже присесть  негде было -  везде носилки с ранеными,   так и засыпала,  прислонившись спиной к стене, вытянув руки,  чтобы  не испачкать. Вроде бы, только глаза закрыла, а тут шёпот: "Гвардии капитан, Вы просили разбудить.  Уже  пятнадцать минут проспали".
Там же, на Курской дуге, операционную развернули  в одной из деревенских хат. Раненые на столах, на полу, во дворе.  Между этой хатой и фашистскими  танками уже метров 300 было, кажется ещё несколько минут - и дуло танка просунется в окно.  Раненые в один голос кричали  Раисе: "Доктор, беги!".  "Куда бы я побежала, как же их можно бросить беспомощных?  Да и от себя,  и от судьбы не убежишь". А такие  грозные танки  вдруг повернули назад - вовремя подоспели наши.
За освобождение Белгорода Набокина была награждена  орденом Красной звезды.
- Я и сейчас не знаю за что меня наградили. Думаю, за то, что много работала и не упала  у  операционного стола, - смущаясь, говорит моя собеседница.
К хирургам на фронте отношение было особенное: у них была хромовая обувь,   им часто  меняли бельё, гимнастёрки.  "Как-то переходили с места на место через речушку. Все перешли, а я на берегу. Была поздняя осень, боялась ноги промочить, очень уж болеть  не хотелось.  Начальник медслужбы попросил широкоплечего  солдата  перенести меня как ценный груз.   На середине реки он поскользнулся и я бултых в воду.   Ближайшим укрытием оказалась почти сгоревшая хата. В общем, обошлось, я даже не кашлянула. А вообще простудных заболеваний на войне не было. Никто ничем не болел. Просто не было времени думать о болезнях".
Делясь воспоминаниями,  военный хирург  рассказала, что рабочими лошадками в медицине были женщины. А вот всю самую  физически тяжёлую работу выполняли санитары -  нестроевые ребята.  У санитара Гришки,  надёжного  помощника,  была куриная слепота,  с сумерками он ничего не видел. Так вот, когда  перебирались   на новое  место,  ничего другого не придумали, как привязывать его к  телеге. Вот так они его и сохранили в своих рядах.  
"Гришка всегда был, как говорится, под рукой.  Оперировали мы в удобных брезентовых сапогах. Но когда в них стоишь не один час и даже не одни сутки, то ноги отекают,  и в икрах просто вываливаются из сапог, как тесто из кастрюли. Самой-то нельзя снять сапоги, в руках скальпель. И тогда мы  звали его на помощь:    “Гришка,  гад, сними сапоги!”  Через полчаса опять зовёшь:  “Гришка,  обуй сапоги”.
Конечно,  бывали передышки. Особенно длительные, если дивизию выводили  на пополнение.  Так в пору этого затишья  они  брали у сельских девчат полинялые платьишки, а то и туфлями разживались, и на деревенский пятачок на танцы. Одно слово - молодость.
В 1952 году хирург Набокина с большим  фронтовым стажем приступила к работе  в Обоянской районной больнице. И опять, хотя и в мирное время, но словно на передовой.  Тогда в районной медицине было всего два хирурга - Набокина  и Шкурлатова.  Наверное, излишне говорить,  что  нагрузка на каждую из них была колоссальной, у хирургов всегда много работы.
Ночные дежурства   продолжались  15 дней. Бывало так, что  все эти пятнадцать  ночей Раису Михайловну  будили фары  машины скорой помощи.  После ночной операции утренний обход, и снова  срочные и плановые операции. Строгая и принципиальная, она  щедро делилась знаниями  с молодыми хирургами, считая их своими  сыновьями.
"Аппендицит и грыжу  мы вообще за операцию не считали, - рассказывает  Раиса Михайловна. -  Другое дело, если грыжа ущемилась,  тут уже посложней,  уже с резекцией кишечника. Резали всё: прободные язвы, язвы двенадцатиперстной кишки,  щитовидки, разрыв селезёнки и  печени". Но были  и  такие  неординарные  случаи, которые она помнит и по сей день.
К примеру,  однажды привезли из  села  молодого мужчину, жена которого из-за ревности  решила ножом "под  корень отрезать  детородный орган". Направляясь к операционной,   я думала о ходе операции, чтобы не лишился он главной мужской радости.  Несколько лет спустя, встретившись в поликлинике, я  поинтересовалась: "Иван, как дела?” Расплывшись в радостной улыбке,  он счастливо ответил: "Иван дочку родил". А как-то прибыл один из докторов в сопровождении жены и сына  с прижатым ко рту окровавленным полотенцем.  Всего лишь решил поесть из консервной банки, а в итоге  глубокий порез. Язык держался,  можно сказать, на честном слове.  Зашила.
44 года эта удивительная женщина простояла у операционного стола и спасла тысячи жизней.  Она - легенда нашего города, повидавшая  много горя и страданий  на своём веку и не утратившая   жизнелюбие,  интеллигентность и  чувство юмора.  От имени всех жителей района,  уважаемая Раиса Михайловна,  примите наши искренние поздравления с Международным женским днём.
Ирина Полянская

Дополнительная информация